Никитин николай васильевич архитектор. Никитин николай федорович. Литература о жизни и творчестве

Николай Васильевич Никитин - автор московской Останкинской башни, высота которой в момент окончания её строительства составила 533,3 м. (В 1999 г. Останкинская башня немного «подросла», теперь её высота составляет 540 м.) Вес её фундамента - 55 000 т. Допустимое отклонение вершины под действием ветра 11, 65 м. И подлинное «имя» Останкинской башни, конечно, такое же, как и у её создателя - «никитинская».

Николай Васильевич Никитин родился в Тобольске в 1907 г. Детские представления о сказочной красоте Тобольского кремля навсегда остались в его памяти. Главе семейства Василию Васильевичу Никитину, секретарю Тобольского губернского суда, удалось выхлопотать место присяжного поверенного в захолустном сибирском городке Ишим. Город Ишим поверг Никитиных в уныние.

На весь город один каменный дом более или менее приличного вида - городская управа. В довершение к этому, «место», за которым ехал сюда Василий Васильевич в надежде самому обрести независимое положение в обществе, оказалось занятым. Выход из безнадёжного положения нашла мать - Ольга Николаевна. Она открыла в Ишиме фотопавильон, «где делают людей красивыми». Никитины не могли позволить себе нанять репетитора, который подготовил бы Николая в гимназию.

Какими-либо ярко выраженными способностями Николай не блистал, разве что любил рисовать и добивался сходства с натурой. Когда мальчику не было ещё семи лет, мать научила его бегло читать и считать в пределах сотни. Дальше она не знала, чему его учить, а пора регулярных занятий уже наступила. Николаю шёл десятый год, когда мама отвела его в гимназию. Несмотря на все её страхи, он легко выдержал вступительные, экзамены. Однако проучиться в гимназии ему удалось всего лишь год. Началась Гражданская война, а с ней скитания по чужим дворам и подвалам, голод и отчаянная борьба за выживание. Долгий и тяжёлый тиф, сваливший с ног отца, а потом и младшую сестру Николая, переложил на детские плечи множество непосильных семейных забот. Самым ярким воспоминанием об этой трудной поре осталась промысловая печь, которую сложил в заброшенном сарае тринадцатилетний Никитин.

Печь с вмурованным в неё котлом и целой системой патрубков предназначалась для варки патоки, которую изготовляли из мёрзлой картошки. Эта печь и станок для растирания картошки стали первыми «изобретениями» Николая Никитина. Всё это происходило в Ново-Николаевске, куда занесли семью ветры Гражданской войны. Из опрятного, подтянутого гимназиста Николай превратился в умудрённого житейскими тяготами маленького мужичка. Для того чтобы добыть из растёртой картошки крахмал, требовалось большое количество воды, и хозяйка, продававшая их патоку на рынке, одолжила лошадь. Николай возил огромную бочку к железнодорожной водокачке и обратно. Во флигеле, со всех сторон продуваемом сырым ветром, гудит до поздней ночи раскалённая печь. У топки тринадцатилетний мальчик. Он и печник, и механик, и кочегар, и водовоз.

Вскоре большевики объявили войну безграмотности, и в Ново-Николаевске одна за другой стали открываться первые школы. Никитину повезло: ему удалось поступить сразу в шестой класс лучшей в городе школы. В школе Никитин особенно увлекался математикой, во многом этому способствовал учитель математики Ливанов, который прямо на глазах учеников превращал сухую математику в царицу наук. Когда в школе прозвенел последний звонок, классный преподаватель с почтением пожал руку старосте класса Николаю Никитину и произнёс: «Честь имею!» Вместе с аттестатом зрелости Николай получил путёвку в Томский технологический институт и характеристику-рекомендацию.

Прибыв в Томск, Никитин узнал, что механико-математический факультет укомплектован и он вправе выбрать любой другой. «В таком случае зачисляйте куда хотите», - сказал он комиссии.Совершенно неожиданно Николай оказался на отделении, которое пользовалось в институте большой популярностью, - его определили на архитектурное отделение строительного факультета, где обязательной и едва ли не основной считалась дисциплина рисунка и композиции, и ему пришлось овладевать секретами изобразительного искусства. Впрочем, он довольно скоро научился неплохо рисовать и даже почувствовал к этому вкус.

Рисунки Никитина украшали кабинет архитектуры, экспонировались на студенческих выставках. Окончив второй курс, он снова попытался перейти на механико-математический факультет, но декан факультета, узнав, что проситель пришёл к нему с архитектурного отделения, не стал даже с ним разговаривать, считая зодчих людьми легкомысленными и не способными к математическому анализу. Однажды Никитин попал на первую лекцию нового курса, который ему как будущему зодчему слушать было совсем не обязательно. Высокий профессор Николай Иванович Молотилов сочным баритоном читал с кафедры курс «Технология железобетона». Артистизм и голос профессора околдовали Никитина, он был просто заворожен вольным, просторным течением творческой мысли Молотилова. Профессор рассказал о неудачных попытках строить из железобетона корабли и самолёты, предостерегал от чрезмерной переоценки его свойств. «В том, что сегодня железобетон не умеет быть пластичным и красивым, сам он нисколько не виноват…

Мы научимся воздвигать из бетона прекрасные дворцы, выдающиеся памятники нашему времени - времени большой стройки! XX век назовут веком железобетона. Именно он откроет архитекторам и конструкторам двери в будущее, но произойдёт это при вашем живом участии», - говорил профессор Молотилов. Никитин не ведал тогда, что это призвание пришло к нему. Первая же курсовая работа в новом семестре была началом раскрытия одной темы, которой Николай Никитин практически занимался всю жизнь, - «Раскрытие конструктивных возможностей железобетона». В конце 1920-х гг., когда Никитин заканчивал архитектурное отделение Сибирского технологического института, на стройку пошёл большой бетон.

Во всех уголках страны, где начиналось большое строительство, инженеры и техники рассчитывали кто как умел самые разнообразные железобетонные конструкции. Фермы, балки, перекрытия выходили с невероятными допусками, с большим - для страховки - запасом прочности, поэтому нередко случалось, что под тяжестью трещали и рушились опоры. Все острее осознавалась необходимость разработки комплексной методики расчёта наиболее употребительных конструкций и железобетона. Строители Кузнецкого металлургического комбината уговорили профессора Молотилова взяться за разработку такой методики, но Н. И. Молотилову для этого необходимо было иметь под рукой большое счётно-конструкторское бюро, которое состояло бы из способных и опытных инженеров.

Рядом же у него были лишь студенты строительного факультета. Профессор подобрал группу будущих инженеров-строителей и неожиданно предложил Никитину возглавить её. Это было даже не предложение, а приказ. Профессор Молотилов интуитивно руководствовался далеко идущими планами: использовать архитектурную ориентацию и пространственное видение способного студента для внесения эстетического начала в железобетонные конструкции. В то время, когда бетон ассоциировался с понятиями - монолит, глыба, когда железобетонные сооружения были низкими, грубыми, неотёсанными, профессор Молотилов верил, что железобетон обретёт со временем пластику, высоту и изящество.

Так Николай Никитин стал руководителем студенческой исследовательской бригады. Вычерчивая профили железобетонных деталей, Никитин составлял задания с указаниями, как производить расчет. Вскоре в профессорском доме, где работала исследовательская бригада, Никитин стал своим человеком, сюда он приходил каждый день даже в воскресенья, и покидал его не раньше полуночи. Он без конца чертил профили конструкций и считал.

Часто он дорабатывался до того, что не мог заснуть, долго глядя в окно своей комнаты и мысленно рисуя линии между звездами. Никитин спокойно относился к своим обязанностям и даже немного гордился, что на два оставшихся года студенческой жизни он обеспечен работой, пятьдесят копеек в час - такой была его бригадная ставка. Он рисовал линии между звездами, и ему казалось, что он открывает для себя путь, где искусство «вписывать линии в небо» - так называли архитектуру древние римляне - когда-нибудь оправдает свое название, реально подняв людей на небесные этажи. Профессиональные разговоры с профессором Молотиловым и самостоятельное открытие новых факторов, раскрывающих природу железобетона, закладывали основу того опыта, который один лишь способен превращать знания в мудрость.

Профессор внимательно следил за работой никитинской бригады. Вместе с основами профессиональной грамотности студенты получали от своего профессора раскованность и инициативу, жизненно необходимые первопроходцам индустрии. Металлургическую базу Кузнецкого бассейна поднимала вся страна. Планировался небывалый разворот промышленного и гражданского, то есть жилищного строительства. Строители настойчиво требовали от института поторопиться с комплексной методикой. Когда работа по ее составлению подходила к концу, профессор Молотилов предложил Никитину персональное задание: дополнить методику ещё одним разделом - «Расчёт рамных конструкций на боковое смещение». Под боковыми смещениями подразумевался ветер и сейсмические колебания. Но невысоким, тяжеловесным железобетонным сооружениям того времени ветер был не страшен. Сейсмостойкость их тоже была надёжной, пока они прижимались к земле.

Никитину предстояло сделать первые расчёты для высоких железобетонных конструкций. Удачным оказался неожиданный подход Никитина: он начал изучать рамные конструкции не с пассивной, воспринимающей ветровой поток стороны, а с активной, то есть с закладки в конструкции способностей сопротивляться ветру и сейсмическим толчкам. Он поставил себе задачу разобраться в принципах взаимодействия конструктивной системы здания с ветровыми потоками и колебаниями недр и увидел, что знание природы собственных колебаний сооружения позволяет задавать зданию самые замысловатые формы, до которых только может дойти фантазия архитектора.

Эта творческая направленность Никитина проявилась в первой же его самостоятельной работе. Получив диплом, он был назначен в 1930 г. на должность архитектора Новосибирского крайкомхоза. Долгое время здесь лежала заявка на разработку комплексного проекта техникума-общежития на Красном проспекте в центре Новосибирска.

За этот проект и принялся Никитин. Он спроектировал четырёхэтажное здание большой протяженности с оригинальным сборным железобетонным каркасом, который поставил на монолитный фундамент. На старом кирпичном заводе за рекой Каменкой Никитин организовал полукустарное производство железобетонных опор, балок и ферм. По его чертежам «прямо с листа» рабочие изготовляли специальные формы для «отливки» железобетонных деталей различного профиля. Отсюда детали здания шли в строгом порядке прямо на стройку. Четверть века спустя будет признано первенство молодого архитектора в закладке основ советского сборного строительства. То, что стало возможным в массовом строительстве в 1958 г., Никитин сделал в 1930-м. Если первая работа Никитина-архитектора относилась по большей части к сфере конструирования, то следующая его уже чисто конструкторская работа была архитектурнохудожественной. Из столицы прибыл новый проект Новосибирского вокзала. Старый вокзал, построенный ещё в прошлом веке, был тесен и страшно запущен. Никитина откомандировали на новый объект для руководства строительно-конструкторскими работами и для осуществления архитектурного надзора. Призванный следить, чтобы каждая свая и каждый кирпич были установлены на узаконенном в проекте месте, Никитин не смог удержаться от искушения и осовременить помпезный проект.

Вместе с новосибирскими архитекторами Б. А. Гордеевым и С. П. Тургеневым Никитин начал преобразование проекта, чтобы новое здание отвечало духу смелых, устремленных в будущее людей. Специально для вокзала Никитин сконструировал высокие арки с большими пролётами, выполненными в монолитном бетоне. Это новшество повлекло за собой полное изменение не только конструктивной схемы, но и архитектурного образа вокзала. Неуместной оказалась тяжёлая купеческая лепнина, и она исчезла, открыв простор полёту смелых изящных линий. Здание вокзала стало выше, наполнилось светом и воздухом. Строительство было закончено в предусмотренные проектом сроки.

Прибыла высокая комиссия, и грянул гром: «Как посмел изменить проект!» Аргументы Никитина, что это красиво, современно, экономично, никто не хотел слушать. Несмотря на это, вокзальная эпопея сделала Никитина знаменитостью регионального масштаба, он был признан талантливым специалистом. Со всем этим багажом Никитин и встретил своё двадцатипятилетие. Вскоре к Никитину стали обращаться архитекторы с просьбой придать проекту современные формы, включить в строительный объект прогрессивные детали и конструкции. Именно в ту пору появился лозунг: «Бетон - хлеб индустрии!» Самой удачной работой этого периода был проект Западносибирского крайисполкома. Это был вклад Никитина в «город-сад» Маяковского - Новокузнецк. Семиэтажное здание с угловыми выносными балконами строгих современных форм с большой площадью остекления в самом центре здания.

Оно удивительно пластично и светло, хотя и построено с учётом резко континентального климата Восточной Сибири. В 1932 г. в проектной мастерской Кузбасстроя Никитин знакомится с одним из удивительных людей своего времени, архитектором Юрием Васильевичем Кондратюком, который и пробудил у Никитина интерес к высотным сооружениям башенного типа. Кондратюк увлекся проектом на конкурс мощной ветроэлектростанции для Крыма, объявленный наркомом тяжёлой промышленности и энергетики Серго Орджоникидзе. Никитин подключается к проекту Крымской ВЭС. Архитектурный образ станции, созданный Никитиным, лаконичен и современен. Станция напоминала двухмоторный самолёт, повернутый из горизонтали в вертикаль, назначение которого было не летать, а парить над Крымом, освещая его лазурный берег.

По условиям конкурса проект следовало отправить под девизом, и они выбрали себе одно имя на двоих - Икар. Ценная бандероль ушла в Москву. Никитин сразу же забыл о ней, а Кондратюк уехал в срочную командировку строить элеватор в городе Камень-на-Оби. Каково же было их удивление, когда вместо ответа они получили вызов в Москву. О том, что на конкурсе их проект получил первое место, в вызове упоминалось вскользь, как будто это разумелось само собой.

Постепенно проект превращался в детальный инженерный план строительства невиданного сооружения. «Мне пришлось, - писал Никитин, - делать все строительные чертежи и рассчитывать, и вычерчивать, и копировать. Очень трудно давалась динамика. Юрий Васильевич считал совершенно необходимым рассмотреть динамическое действие ветровой нагрузки.

Он отлично чувствовал, что порывы ветра могут вызвать усилия, совершенно отличные от усилий при статическом действии ветра, но помочь мне в расчётах не мог, так как теории колебаний не разумел… В феврале 1934 г. технический проект был закончен. Я сподобился вычертить перспективу, отмыть её сепией, на пейзаж духу не хватило». Вскоре ушёл из жизни нарком энергетики Г. К. Орджоникидзе, покровитель и защитник первой мощной ВЭС в стране, и проект был «положен под сукно». На этом пути Никитина и его друга Кондратюка разошлись. Когда началась Великая Отечественная война, Ю. В. Кондратюк пошёл добровольцем в ополчение и скоро погиб. Никитина в ополчение не взяли из-за травмированной в юности ноги, он вынужден был вести войну в своей проектной мастерской.

Победным 1945 годом отмечено начало проектно-изыскательских работ по возведению Дома студента - таким было первоначальное название МГУ на Ленинских горах. Проектировщики МГУ, вспомнив богатый довоенный опыт Никитина и ещё толком не зная о том, как обогатился этот опыт за годы войны, решили привлечь его к сотрудничеству. Но пост главного конструктора в Промстройпроекте, который Никитин занимал, ему не позволили оставить. Но именно Никитину выпала завидная роль сконструировать и произвести расчёт первой осуществленной взаимосвязанной системы «фундамент - каркас МГУ». Здание МГУ хорошо вписывалось в пейзаж Ленинских гор, но возводить здесь первый высотный дом было не просто рискованно, а даже опасно, ведь строить предстояло на реактивных ползучих грунтах. Изучив геологические и гидрологические условия, Никитин сумел проникнуть в природу коварства этих фунтов и взялся обуздать их. По его мысли, удержать здание на ненадёжных грунтах мог лишь жёсткий нерасчленённый пласт мощной толщины, но и он не гарантировал здание от «скольжения» и распирания фундамента изнутри недр.

Решение пришло неожиданно. Никитин вспомнил, что найденный в папирусных свитках, относящихся к I в. до н. э., трактат римского архитектора Витрувия «Десять книг об архитектуре» содержит весьма любопытный практический совет: «Для фундамента храмовых зданий надо копать на глубину, соответствующую объёму возводимой постройки…» Но высотный храм науки - МГУ, высотою в центральной части 183 м, потребует невообразимого котлована. Есть ли в нём необходимость и чем вызвано такое категорическое требование? Если вспомнить, как земля сравнивает окопы и траншеи - рубцы и раны прошедшей войны, то можно в воображении землю уподобить воде, моментально выравнивающей свою поверхность. Тогда по «школьному» закону Архимеда… на тело, погружённое в жидкость, действует выталкивающая сила, равная весу жидкости, вытесненной этим телом. Вот он ключ к совету Витрувия. Значит, на реактивных грунтах можно строить, остаётся лишь смирить реактивность, вспучивание грунтов. Итак, фундамент должен быть как бы «плавающим» в земле, а «плавать» он должен на бетонных «понтонах» коробчатой формы.

Сплочённые между собой с помощью электросварки бетонные короба и составят главную особенность «работы» этого фундамента - выравнивать осадку мощного сооружения, нейтрализовать реактивность грунтов. Здание МГУ, пожалуй, и по сей день остаётся единственным сооружением большой протяжённости, в котором нет температурных швов. Когда Никитину пришла идея поставить университет на жёсткий коробчатый фундамент, сразу же возникла задача, которую до него ещё никому не удавалось решить кардинально. Дело в том, что жёсткий фундамент, заглублённый на 15 м (грунта было вынуто ровно столько, сколько занимает полный объём здания), исключал жёсткий каркас здания. Не фундамент, так само здание надо было разрезать температурными швами, и вот почему. Основание здания, заглублённое в землю, сохраняет относительно постоянную температуру. Этот значит, что колебания температуры происходят в фундаменте так медленно, что его тело увеличивается и сжимается без ущерба самому себе. Иное дело каркас: резкие перепады температур способны разорвать самые жёсткие узлы крепления.

Об этом прекрасно знают строители и поэтому «разрезают» здание. Но температурные швы снижают прочность постройки, лишают её долговечности и удобства в эксплуатации. Швы удорожают и стоимость сооружения. Больше всего страдает от деформации нижняя половина высотных зданий, так как именно на неё приходится тяжёлый весовой пресс всей громады небоскреба. И здесь Никитин находит удивительно смелый способ - перенести давление с нижних этажей на верхние, ровно распределив его по всему каркасу МГУ. Для этой цели он предложил установить колонны большой свободной высоты, а промежуточные перекрытия нижнего яруса подвесить к этим колоннам так, чтобы подвесные перекрытия не мешали колоннам свободно деформироваться. От дерзости такого решения видавшие виды архитекторы и проектировщики только разводили руками. Возник вопрос: «А выдержат ли колонны?» Тогда Никитин развёртывал другие чертежи, и снова наступала затяжная пауза. Отказавшись от привычной конфигурации колонн, Никитин разработал новый тип колонн крестового сечения. При этом крест колонны поворачивался на 45° к главным осям здания.

В итоге каждый луч «креста» принимал на себя максимальную нагрузку перекрытий сооружения, давая замечательную возможность «получать простые и удобные в монтаже жёсткие узлы каркаса», - так было написано в акте экспертизы на это изобретение Никитина. Благодаря такому конструктивному решению «диафрагмы жёсткости здания МГУ оказались в центральной зоне сооружения, а уже оттуда распределялись по всему каркасу». Такое соединение наземной части сооружения с жёстким фундаментом дало единственному в своей неповторимости ансамблю способность парить в воздухе. От этого ощущения просто невозможно избавиться, особенно если глядишь на университет со стороны Лужников. Конструктивное решение облагораживает и ведёт за собой архитектурный ансамбль здания, возвращает современной архитектуре её подлинное назначение - вписывать линии в небо.

Никитинские коробчатые фундаменты подводились под все шесть высотных зданий Москвы, а сам Никитин пошёл дальше, разрабатывая башенную структуру Дворца науки и культуры в Варшаве. Вместо коробчатого фундамента здесь уже лежала мощная, предварительно напряжённая железобетонная плита, которая организует переход к квадратной башне каркаса.

Принципиально новая «коробчатая система связей с квадратным основанием в нижней части опирается на четыре угловых пилона». (Именно таким будет впоследствии первоначальный вариант основания никитинской телебашни). По своему стилю здание напоминает башню, которая поднимается уступами и руководит архитектурой дворца, сообщая ему устремленность вверх. Кажется, что нет больше ни температурных расширений, ни давления ветра. Невозможное стало возможным благодаря целой серии оригинальных находок Никитина, раздвинувших допустимые пределы жёстких связей и слить воедино ядро жёсткости всей конструктивной системы дворца. Решена была многовековая проблема строителей: как органично распределить по всем узловым точкам здания воздействующие на него природные силы? Это была большая победа советского высотного строительства, и лично для Никитина это был важный шаг на подступах к знаменитой телебашне. В 1957 г. Н. В. Никитин стал главным конструктором Моспроекта и членом-корреспондентом Академии строительства и архитектуры СССР. Однажды Никитин сидел на совещании в Госстрое.

Шло обсуждение пятисотметровой телерадиобашни, которую заказало строителям Министерство связи СССР. На стене от пола до потолка был растянут подрамник, на котором был эскиз диковинной стальной башни, напоминающей мачту линии электропередачи с далеко вынесенными горизонтальными консолями. Насколько лёгким и воздушным кажется железное кружево шуховской башни на Шаболовке, настолько пугающе грозной предстала с подрамника эта стальная махина. Казалось, авторы изо всех сил старались отойти от Эйфелевой башни и так увлеклись этой задачей, что почти сумели создать Эйфелеву башню наоборот, опорные пояса не облегчили, а нарочито утяжелили её.

От одной мысли, что этот Голиаф полукилометровой высоты, подбоченясь, растопырит над Москвой свои железные ноги, становилось не по себе. Присутствующие волновались - ведь башня общесоюзного телецентра, проткнув небо Москвы, станет невольно организатором всей настоящей и будущей архитектуры! Обсуждение проходило страстно. Несмотря на напористость авторов металлической башни, настаивающих на её возведении, голоса протеста звучали всё громче. - А каковы ваши соображения, Николай Васильевич? - спросил председательствующий. - Нашей Белокаменной взять такую конструкцию на свой ордер, - Никитин кивнул на подрамник, - по-моему не к лицу… Башня должна быть из бетона, монолитная, предварительно напряжённая. Я думаю, что бетонная башня украсит Москву.

В воздухе повисло больше вопросов, чем минутой раньше. Ещё не один здравомыслящий человек не осмеливался забросить железобетон в заоблачную высоту. Даже Никитину со всем его новаторским авторитетом коллективный разум отказывался верить. - Бетонная башня в 500 м? - усомнился председательствующий. - Но ведь ниже она не годится… - был ответ. - А вы возьмётесь за проект? . - Я должен подумать. - Думайте, но не больше недели. Товарищи со мной согласны? Дадим Николаю Васильевичу неделю? - Через неделю я буду очень занят. Так что либо через три дня, либо позже. - Срок в три дня был без возражений утверждён. Силуэты башни, которые Никитин мысленно рисовал в своём воображении, разрушались один за другим, пока не завладел им образ цветка, перевернутого лепестками вниз. Он пытался стереть этот образ - слишком зыбкой была его креатура, но образ возвращался, поглощая всё его внимание, сковывая фантазию. И тогда Никитин стал разрабатывать этот образ, облекая его в форму всех известных ему цветов. Наконец победил образ белой лилии с крепкими лепестками и прочным стеблем.

Где-то в глубинах его сознания шевелилась счастливая мысль, что судьба наконец подарила ему главное дело его жизни. В тот же вечер он углубился в расчёты, которые тут же обрастали вереницами формул и цифр. Среди ночи выяснилось, что три четверти тяжести башни должны приходиться на основание и лишь одна четверть веса остаётся на суживающуюся кверху бетонную «иглу». Задача осложнялась ещё и тем, что ствол башни, или, правильнее сказать, стебель не должен раскачиваться под давлением ветра более чем на метр, потому что в противном случае антенна будет рассеивать свои волны и телеэкраны не дадут устойчивого изображения. Основанию требовалось придать мощь и крепость монолита, а стеблю башни надлежало быть не просто гибким, а внутренне упругим и стойким. И тогда родилась ключевая идея, которая дала башне право на жизнь.

Суть её состояла в том, чтобы натянуть внутри ствола башни стальные канаты, стянуть ими шлем основания и вырастающий из него стебель. Таким был путь к новым пределам прочности. В ту ночь он спал не больше двух часов. Начинался первый из трёх отпущенных ему на башню дней. Утром Никитин заглянул в мастерскую № 7 Моспроекта к архитектору Л. И. Баталову и, развернув на столе вычерченную за ночь башню, спросил: «Можно ли из этой бетонной трубы сделать архитектуру?» Архитектор долго рассматривал чертеж, потом стал переносить контуры башни на чистый лист ватмана, на ходу облагораживая её облик. Четыре высокие арки прорезали шлем башни, придав ему изящную лёгкость. Затем последовал лёгкий перелом конуса, и стрелой потянулся в высоту стебель до самого «золотого сечения», столь дорогого архитекторам классических школ. Две трети высоты башенного ствола будут неделимы и свободны от всяких подвесок. Лишь далее намечалась первая площадка. За ней бетонный ствол продолжал заостряться, поднимался ещё на 70 м, чтобы.завершиться здесь куполообразным сводом, под которым, сужаясь книзу, шли застекленные ярусы площадок обзора, службы связи, ресторан. Башню завершала ажурная стальная антенна, напоминающая своим обликом ржаной колос. Десять лет Никитин боролся за свою башню, чтобы отстоять её архитектурный образ.

Такая дистанция пролегла от первого эскиза башни до первого телесигнала, который она направила в эфир. Башня сначала весьма испугала строителей. Не сама высота заставила их усомниться в реальности проекта, а отсутствие привычного для высотного сооружения фундамента глубокого заложения. Подошва толщиной всего 3,5 м! Даже для дымовой трубы фундамент заглублялся не менее чем на 5 м. И даже не в самих метрах заглубления было дело. Фундамент всегда выступал своеобразным противовесом наземной части всякого сооружения, а здесь роль фундамента почему-то исполняла наземная нижняя часть башни - её шлем. Именно это труднее всего укладывалось в сознании. Всё было слишком необычно в этой красивой и рискованной башне. «По первоначальному проекту, - писал Никитин, - коническое основание опиралось на четыре мощные опоры-ноги сложного очертания. Это интересное в архитектурном отношении решение не удалось осуществить, так как оно встретило категорическое возражение экспертизы».

Предмет гордости Никитина - идея превратить четыре опорные ноги башни в своеобразные когти, которыми башня вцепится в упругий грунт. Так когти орла вонзаются в добычу и намертво держат её. Сухожилия стальных канатов заставляют каждую опору вжиматься в землю с такой силой, что опоры никогда не расползутся под гигантским давлением бетонного ствола. Сбалансированное натяжение канатов организует работу опор и связывает в единую систему всю конструкцию башни. И даже если найдутся силы, способные покачнуть, накренить ствол - например, ураганный ветер, то и тогда башня после нескольких глубоких колебаний устремится занять свою вертикаль, как кукла-неваляшка. Такой принцип вообще не применялся в вертикальных строительных конструкциях даже малой высоты. В борьбе за башню Никитин обретал всё больше и больше сторонников. Ему многое удалось отстоять: естественное основание, «которое сначала поголовно всех пугало», отстоять проёмы в шлеме башни, только теперь их стало не четыре, а десять, отчего башня утратила часть своей лёгкости и грации, но не превратилась в бетонную воронку, как требовали эксперты.

Достаточно сравнить два варианта башни, чтобы увидеть «издержки экспертизы», которая ничего не смогла противопоставить никитинским расчётам, кроме эмоций и сомнений. 27 сентября 1960 г. в фундамент башни был заложен первый кубометр бетона. А 27 мая 1963 г. на совещании в МГК КПСС утвердили резолюцию: «Прекратить всякие дискуссии о башне. Развернуть строительство полным ходом». Когда строители вышли на отметку 385 м и закончили монолитную часть башенного ствола, над Москвой проносились сентябрьские ветры 1966 г. Верхняя площадка ходила под ногами, как палуба сейнера при сильной качке.

Настала пора натянуть канаты. Едва к внутренней стене ствола башни с невероятным усилием прижались стальные семипрядевые канаты, для сохранности покрытые пушечным салом, башня замерла как по команде «смирно» и с тех пор стоит, словно главный часовой Москвы. 12 февраля 1967 г. начался подъём 23-тонной царги, являющейся основанием уникальной 148метровой металлической антенны, которой увенчается башня. 4 ноября 1967 г. Государственная комиссия подписала акт о приёмке 1-й очереди Останкинского общесоюзного телецентра им. 50-летия Октября. В 1970 г. конструктор телебашни доктор технических наук Н. В. Никитин и возглавляемый им авторский коллектив были удостоены Ленинской премии. Соратниками Никитина были: Б. А. Злобин - главный инженер проекта, заместитель главного архитектора Москвы Д. И. Бурдин, главный инженер Государственного всесоюзного проектного института М. А. Шкуд, директор проектного института «Прометальконструкция» Л. Н. Щипакин.

Когда строительство башни подходило к концу, скульптор Е. В. Вучетич - автор величественного монумента «Родина-мать» на попросил Н. В. Никитина стать автором-конструктором монумента «Родина-мать». Когда состоялось открытие монумента «Родина-мать», Евгений Викторович Вучетич по собственной инициативе укрепил на боку постамента отлитую в бронзе доску со словами: «Конструкция разработана под руководством доктора технических наук Н. В. Никитина». Монумент на волжском берегу был торжественно открыт 15 октября 1967 г. А три недели спустя начались телевизионные передачи с Останкинской башни. Николай Васильевич Никитин умер весной 1973 г. Он похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.На его могиле скромная мраморная стела, спроектированная и поставленная его друзьями, на ней всего два слова: «Инженер Н. В. Никитин».

Николай Васильевич Никитин -

Главный конструктор Останкинской телебашни

Н.В. Никитин родился в городе Тобольске. Он прожил нелегкую трудовые жизнь, наполненную частыми и резкими переменами. Когда Николаю было всего 17 лет (в 1924г.), незадолго перед окончанием школы, его в тайге укусила змея в ногу ниже голени. Это несчастье отложило свой печальный след на всю его жизнь.

После успешного окончания школы с хорошей "характеристикой - - рекомендацией", молодого Никитина приняли в Томский технологический институт. Там он впервые познакомился с курсом лекций по "Технологии железобетона". Следует отметить, что искусственный материал ""железобетон" в современном представлении во многом отличается от того строительного материала, подобие которого было широко известно еще в Древнем Риме и даже раньше. О нем неоднократно забывали в прошлом древние цивилизации и этот универсальный материал многократно "открывали" вновь, каждый раз совершенствуя его качество.

Еще будучи студентом, Н.В. Никитин принимал активное участие в расчетах армированных конструкций опор, балок и плит. Он занимался разработкой методики расчета рамных конструкций гражданских и промышленных объектов. После окончания архитектурною отделения строительного факультета Томского технологического института в 1930г. началась его трудовая жизнь на строительстве ряда объектов в Сибири. Уже в те далекие годы его творческий подход к решению многих инженерных задач отличало нестандартное мышление и критическая оценка конструктивных решений.

В начале 30-х годов Н.В. Никитин познакомился с Юрием Васильевичем Кондратюком, весьма необычным, одаренным человеком того времени, который в глубинке занимался разработкой проектов, расчетов и изобретением механизмов, начиная от элеваторов, шахтных копров и до расчетов траекторий космических кораблей для межпланетных полетов.

В 1932г. после объявления Наркоматом тяжелой промышленности и энергетики открытого конкурса на проект мощной ветроэлектростанции в Крыму, которую намечали построить на вершине горы Ай-Петри, по приглашению Юрия Васильевича Кондратюка, Николай Васильевич приехал в Москву. Вскоре вся проектная группа специалистов отправилась в Крым на разработку и реализацию проекта на месте строительства.

Архитектурный образ Крымской Ветроэлектростанции (ВЭС) созданный с участием Н.В. Никитина был очень лаконичен, оригинален и выглядел весьма современным. Он получил первую премию. ВЭС напоминала могучий двухмоторный самолет, парящий над землей, как бы повернутый из горизонтальной в вертикальную плоскость. Вращением своих двух мощных винтов, установленных на разных уровнях, электростанция создавала большое (по тем временам) количество электроэнергии, так необходимой для освещения городов и лазурного побережья Крыма.

Набросок Крымской ветряной электростанции (ВЭС) проектной высотой 165 м. Рисунок Н. В.Никитина.

На этом объекте Н.В. Никитин впервые приступил к разработке ряда основополагающих теорий и расчетов конструкций для сооружений башенного типа, в том числе исследованию статического и динамического воздействия ветровой нагрузки на высотное гибкое сооружение. Были продуманы вопросы практического применения высокоармированных железобетонных конструкций, основных несущих элементов узлов, в том числе и основы их возведения в скользящей опалубке.

По целому ряду причин реальный проект ВЭС в то время не был реализован, однако теоретические предпосылки, некоторые особенности теории расчета высотных башенных сооружения на воздействие статических и динамических нагрузок, необходимость учета гармонических колебаний и целый ряд других проблем, легли в последующем в основу расчета Останкинской телевизионной башни, значительно большей высоты, чем проект Крымской ВЭС.

Николай Васильевич много и упорно работал в период Отечественной войны, участвуя в разработке проектов восстановления перемещенных на восток фабрик и заводов, продукция которых была так необходима для фронта.

И послевоенные годы также были не из легких. Необходимо было восстанавливать города, заводы и промышленные объекты, в короткий срок построить миллионы квадратных метров жилых и производственных площадей. А это можно было сделать лишь на индустриальной основе с применением новых методов строительства и с использованием заводских железобетонных элементов - плит, балок и ферм различных типовых пролетов и размеров. Николай Васильевич принимает активное участие в этом весьма важном деле и за разработку проекта монолитных "шедовых" конструкций для промышленных зданий получил высокую государственную премию - звание Лауреата Сталинской (Государственной) премии. Он имел также правительственные награды.

В последующие годы Н.В. Никитин принимал непосредственное участие в проектировании и разработках конструктивных схем сооружений, ранее не встречавшихся в мировой практике строительства уникальных объектов.

В 1945 году началось строительство здания МГУ на Ленинских горах. Как главный конструктор Промстройпроекта, Никитин принимал участие в его возведении. Более того, никитинские коробчатые фундаменты подводились под все шесть высотных зданий Москвы. Но позже, разрабатывая башенную структуру Дворца науки и культуры в Варшаве, вместо коробчатого фундамента Никитин уже применил мощную, предварительно напряженную железобетонную плиту, на которую монтировался квадратный каркас башни.

В этом проекте Никитин сумел повысить допустимые пределы жестких связей и соединить центр жесткости всей конструкции дворца с органично распределенными по всем узловым точкам здания нагрузками. Дворец-башня напоминает лестницу, своими уступами, как ступенями, устремленную в "поднебесную". Принципиально новая коробчатая система связей с квадратным основанием в нижней части, опирающаяся на четыре угловых пилона, также рассматривалась в качестве первоначального варианта основания телебашни в Останкино.

За активное участие во внедрении новых методов строительства с использованием заводских железобетонных элементов – плит, балок, ферм различных типовых пролетов и за разработку проекта монолитных "шедовых" конструкций для промышленных Н.В. Никитин в составе творческого коллектива был удостоен звания лауреата Сталинской (впоследствии – Государственной) премии. Он имел также многочисленные правительственные награды.

В 1957 г. Николай Васильевич Никитин стал главным конструктором Моспроекта, членом-корреспондентом Академии строительства и архитектуры. В последующие годы Н.В. Никитин принимал непосредственное участие в проектировании и разработках конструктивных схем сооружений, ранее не встречавшихся в мировой практике строительства уникальных объектов. Его идеи и конструкторские разработки применялись при сооружении грандиозного монумента "Родина-мать" на Мамаевом кургане в Волгограде и целом ряде других объектов.

Следует отметить необычайно широкий крут его творческих интересов во всех областях строительной науки и техники.Но главным образом, имя Николая Васильевича Никитина неразрывно связано с созданием Останкинской телевизионной башни, получившей высокую оценку и всемирное признание. Впервые в СССР, в 1967 г. была построена башня, которая по своей высоте почти в два раза превысила всемирно известную башню Эйфеля в Париже. Об этом проекте написана статья, которая с энтузиазмом была воспринята многими специалистами на очередной сессии Международной Федерации по предварительно напряженному железобетону (ФИП) в 1966 г. Авторскому коллективу под руководством Н.В. Никитина, в который входили Б.А. Злобин, М.А. Шкуд, Д.И. Бурдин и Л.Н. Щипакин за проект железобетонной предварительно напряженной телебашни в Останкино, была присуждена Ленинская премия в области строительства за 1990 год.

Останкинская телебашня-это главный центр радиотелевизионного вещания в Москве и России, который является самым крупным многопрофильным предприятием, располагающим мощным технологическим оборудованием, обеспечивающим трансляцию 9 программ радио и 11 каналов телевидения по разветвленным радиорелейным линиям и системам космической связи. Останкинская телебашня пользуется большой популярностью среди специалистов, москвичей и многочисленных туристов, приезжающих в столицу со всех стран мира.

К 30-летию успешной эксплуатации Останкинской телебашни написано и опубликовано десятки статей, о ней написана книга - "Самая высокая телебашня в Европе", которую можно купить на телебашне по адресу: Москва, ул. Академика Королева, д.15.(Телеф. для справок 283-43-90 или 282-43-40).

Будучи гениальным талантливым конструктором, Н.В. Никитин щедро и широко делился своими знаниями со многими специалистами, работающими в области строительства высотных сооружений.К нему приезжали за консультациями многочисленные группы из Японии, которые намеревались построить город-башню высотой 4 км. У Н.В. Никитина были специалисты - проектанты из Канады, которые разрабатывали проект железобетонной телебашни высотой 350 м, а фактически, после встречи с Николаем Васильевичем, увеличили ее высоту до 553 м, всего на 13 м выше нашей Останкинской телебашни. Во время строительства телебашни в Останкино Н.В. Никитин принимал многочисленные группы специалистов из ближнего и дальнего зарубежья, щедро делясь с ними богатым опытом строительства.

Специалисты Государственного специализированного проектного института (ГСПИ-РТ), которые запроектировали десятки различных радиотелевизионных башен по всей нашей стране, отмечали, что железобетонные башни в г.г. Таллинне, Вильнюсе, Баку, Новороссийске и других, являются как бы вторым поколение башен. Они запроектированы и построены с учетом расчетно-теоретических предпосылок и проектных разработок, которые в свое время были осуществлены под руководством Н.В.Никитина и успешно внедрены при строительстве Останкинской телебашни высотой 540 метров.

Н.В. Никитин принимал активное участие в работе ряда зарубежных симпозиумов, конференций и конгрессов, посвященных высотным сооружениям, достойно представляя и защищая приоритет советской науки и строительной техники того времени.

Он удостоен целого ряда правительственных наград, награжден Государственной и Ленинской премиями, имел звание профессора, доктора технических наук, Заслуженного строителя РСФСР. Его последователи успешно трудятся в АО ЦНИИЭП имени архитектора Б.С. Мезенцева, где он работал многие годы, и где с благодарностью помнят о нем.

Менее известны другие уникальные проекты Н.В. Никитина в области строительных конструкций: всех «сталинских» высоток, Мемориала в Ульяновске, дворца Культуры и науки в Варшаве, здания Совмина в Ташкенте, неосуществленного Дворца Советов в Москве и множества других.

Идеи Н.В. Никитина в области строительной техники, индустриализации промышленного и гражданского строительства, новые методы расчета строительных конструкций, исследования конструктивных схем сооружений и поиски рациональных конструктивных форм, не известных ранее в мировой практике, работы по теории железобетона и динамике сооружений являются этапами в развитии отечественной строительной науки и техники. Причастность к решению наиболее важных строительных проблем и сами работы Н.В. Никитина оказали большое влияние на формирование отечественной инженерной школы.

Работы Н.В. Никитина по высотному строительству в Москве продолжают его ученики. Они осуществляют создание «Центра-Сити», многих других высотных зданий, украсивших столицу в последние годы. Сам Н.В. Никитин успел рассчитать возможность построения небоскреба высотой в тысячу метров (именно на такую высоту собираются поднять новые небоскребы в США на месте башен Всемирной торговой организации).

Инженер-конструктор Н.В. Никитин намного обогнал свое время не только в задуманном, но и осуществленном. Однако, имя великого созидателя, в шестидесятые-семидесятые годы прошлого столетия удивлявшего мир, сегодня незаслуженно забыто. Даже в Москве, где он самоотверженно работал большую часть своей жизни, его именем не названа ни одна улица, нет памятных мест, связанных с его именем… Нет даже мемориальной доски на доме, в котором он жил. В разные годы соратниками поднимался вопрос о присвоении (по традиции) Останкинской башне имени ее автора, но и это предложение осталось неосуществленным.

СТАТЬЯ И ИНТЕРВЬЮ С Н.В. НИКИТИНЫМ

Случайный высотник

Как-то так получилось, что познакомился я с Никитиным всего-то за год до его кончины, когда он уже был и лауреатом Ленинской и Государственной премий, орденоносцем и автором проекта построенной к тому времени Останкинской телебашни, самого высокого тогда сооружения в мире. О нем уже много было написано восторженных слов, вернее - о самом главном проекте жизни, об этой самой башне, и о других стройках, в которых он принимал участие: Дома культуры и науки в Варшаве, Московского государственного университета на Ленинских горах, монумента Матери-Родине на Мамаевом кургане в Волгограде и многих других, уже введенных в строй проектов или только существовавших в кальках, но так и не осуществленных, бывших по своим размерам и значению не менее грандиозными.

Поэтому и сам он представлялся под стать этим проектам, если не столь внушительных размеров, то уж во всяком случае, значительным видом своим, манерой поведения. Ведь очень часто дела человека невольно переносишь и на него самого. Хотя это не всегда совпадает.

Действительность оказалась несколько отличной от той, что нарисовало воображение. Не то, чтобы совершенно не соответствовала моим представлениям - просто она была другой. Даже вид учреждения, где он тогда работал, не соответствовал своему звучному имени: Управление строительства спортивных и зрелищных сооружений Москвы. На самом деле это было унылое приземистое неказистое зданьице в один или два этажа (сейчас даже не помню точно), которое стояло вдоль улицы Кирова между Кисельным переулком и Сретенским бульваром, как раз напротив Главпочтамта. Вскоре после нашей встречи его снесли и на много лет поставили зеленый деревянный забор, который должен был показывать прохожим, что за ним что-то строится, хотя на самом деле ничего не строилось, но так уж было принято.

Кабинет Никитина напоминал прорабскую на какой-нибудь заурядной стройке, куда приходят на текущие совещания, где подписывают наряды и выбивают хорошие процентовки. Средних размеров комната с простыми шкафами для бумаг, незатейливым рабочим столом и стульями. Никаких излишеств, никакого показного богатства - все рассчитано на деловое общение, обмен мнениями и быстрое совещание по текущим вопросам. Поговорили о насущном - и за работу.

Хозяин держался естественно. Сказать, что он выявил радость в связи с моим визитом - было бы преувеличением, хотя встретил он меня вполне благожелательно, готовый ответить на все интересующие вопросы. Можно сказать, с пониманием того, что у журналиста такая работа и что ему требуется помощь, вот он и помогал.

Внешне Никитин выглядел не то чтобы суровым - скорее человеком серьезным. Но это относилось не только к посетителю, но, как я позже понял, и к самому себе.

Естественно, мой первый вопрос касался его "высотной" ориентации, приверженности к высотному проектированию.

Это случайно так совпало, - поправил меня Николай Васильевич. - Меня всю жизнь интересовал по-настоящему только железобетон. Его поведение в разных условиях строительства. А во всех этих высотных сооружениях железобетон использовался. Так что меня приглашали принять участие в проектах как специалиста по этому материалу. Ну и еще как спеца по ветровым нагрузкам - очень сложной проблеме в таком строительстве.

- Но все-таки как-то так получалось, что в первую очередь обращались к вам, а не к какому-то другому "железобетонщику" или "высотнику". Вот и японцы, когда собрались строить супервысотную телевизионную опору, вас попросили поработать над таким проектом. А здание в триста этажей!..

И, тем не менее, меня всегда интересовал в жизни только бетон, а все остальное было производное от него. Это очень интересный материал. В нем еще скрыто для меня столько неясного, хотя сорок пять лет жизни я отдал проектированию сооружений из него.

Вообще я должен сказать, что в жизни многое происходит случайно. Вот тоже здание в триста этажей. Пришел как-то корреспондент и давай просто жилы тянуть, что, мол, нового придумали. Я крепился-крепился и, в конце концов, рассказал об этом здании в триста этажей. Между прочим, в нем нет ничего сенсационного или сверхъестественного. Все просто и объяснимо: все хотят жить в центре городов, поближе к работе, магазинам, увеселительным заведениям и так далее. Нынешние мегаполисы разрослись в ширину, достигли невероятных размеров и уже не отвечают многим требованиям жителей. А вот в такой башне, вернее, доме-башне, можно сразу разместить и офисы, и жилые квартиры, и рестораны, и магазины, и спортивные залы, и гаражи для личных автомобилей - все. Не надо далеко ходить на работу, ни отдыхать, ни за покупками - все под рукой, все рядом. Очень удобно. Тем более, что современные материалы разрешают строить такие сооружения...

- Это будет ваш любимый бетон?

Нет. Во всяком случае, бетон будет использоваться в самых небольших количествах, там, где без него нельзя обойтись. А в основном это здание будет сооружено из легких металлических панелей, стекла и пластиков, композитных материалов. Все должно быть прочным, легким. Короче, доказать, что такое строительство необходимо и возможно, совсем не трудно. В нем нет фантазий - чистый прагматизм. И если журналисты видят в таком сооружении что-то особенное, сенсационное, то строители и конструкторы - только продолжение поиска своих предшественников. На новом уровне, разумеется.

К слову сказать, если присмотреться к разного рода новинкам, то легко увидеть преемственность, развитие идеи, аналогию того, что было использовано ранее. Вот в старые, еще дореволюционные, времена строили дома по очень разумной и простой схеме: две стены наружу, две - внутри, а между ними - перегородки. Время от времени эти поперечные перегородки можно было перестраивать, перемещать, превращая помещение то в деловое учреждение, то в гостиницу, то в жилое помещение. За свою жизнь они много раз менялись функционально, но всегда оставались в одних и тех же стенах. Менялась начинка, а сам дом оставался внешне нетронутым.

Вот и огромное здание на триста этажей можно будет перекраивать под самые разные функции, оставляя его все тем же самым. Так что напрасно мы стремимся к оригинальности ради самой оригинальности. Аналогия может дать много полезного.

- А Останкинскую телебашню вы проектировали по аналогии или все-таки придумали от начала до конца? - не удержался я от вопроса.

Можно сказать, там было и то, и другое. Незадолго перед тем, как я попал на обсуждение проектов строительства телевизионной опоры, я был в командировке в германском городе Штутгарте и видел тамошнюю телевизионную вышку. Построена она была из железобетона, чем, собственно, и привлекла мое внимание. В ней все было понятно: как работает каждый элемент, как распределены нагрузки и прочее. Я прикинул прямо там же, в кафе, что подобную можно было построить и большей высоты. Не как штудгартская - всего 210 метров, а метров на пятьсот и даже больше. Так что, когда шло обсуждение и предлагались самые фантастические варианты вплоть до того, что вышку замышляли построить наклонной из стали, я высказался за железобетонный вертикальный вариант...

- А наклонная могла быть построена?

Конечно, можно было построить и такую, но она занимала бы огромную площадь, и при эксплуатации возникли бы дополнительные сложности. Так что мой вариант показался всем предпочтительней, и мне сразу предложили в недельный срок представить уже более менее обоснованный проект. Я его представил, по нему и стали работать. Журналисты выжали из этой детали сенсацию. Они почему-то не учитывали, что эту башню - вернее, как она может выглядеть, как должна строиться - я уже давно выносил в своих мыслях и набросках. Просто так, для души. Оставалось перенести эти мысли на ватман...

- Но разница в высоте - 210 и 535 метров - все-таки налагала свои особенности. Не думаю, что это была прямая аналогия, простое увеличение в два с половиной раза...

Разумеется, это не было повторением, только в несколько иных масштабах. Пришлось вести новые расчеты. Но я говорю о принципе построения. Тут речь идет об аналогии не как о слепом повторении, а как об использовании уже найденного, опираясь на которое, можно было бы идти дальше.

Между прочим, можно в качестве примера привести историю с радиовышкой, которая была построена по проекту инженера Шухова на Шаболовке в Москве. Тогда тоже обсуждался проект для антенн радиовещания.

В учреждение, где работал Шухов, привезли новые плетеные из ивовых прутьев корзины для бумаг. Вечером, когда все служащие ушли по домам, а он сам что-то задержался на работе, он увидел, как уборщица, протирая полы, поставила тяжелый горшок с цветами на перевернутую корзину, и та устояла под такой нагрузкой. Тогда Шухов сел на корзину - она выдержала и этот вес, хотя была приспособлена совсем для другого. Казалось бы, такие хрупкие на вид ивовые прутики должны сломаться, но сплетенные по формуле гиперболоида вращения оказались удивительно прочными. Вот и башня, построенная по этому принципу, стоит уже многие десятки лет.

Так что аналогия - вполне достойная вещь.

О пользе сомнений

Не знаю, как это определить, но Никитин в чем-то противоречил себе и не всегда оказывался последовательным. Во всяком случае, мне так показалось. Его старший товарищ (разница в возрасте десять лет) Юрий Кондратюк восхищал Николая Васильевича как раз тем, что старался всегда на каждую вещь или ситуацию смотреть "наоборот". Они познакомились, когда Никитин окончил Томский политехнический институт, и на пару ездили по стране, участвуя в проектировании и строительстве различных промышленных объектов. На Алтае они возводили элеваторы, в Сибири и на Урале - заводские и фабричные корпуса. Кондратюк (настоящее имя и фамилия - Александр Игнатьевич Шаргей), не имевший официально выданного диплома, приходил на новое место работы и сообщал, что является инженером, а каким - это покажет его работа. На долю Никитина обычно доставались расчеты ветровой нагрузки и поведения железобетона.

Пожалуй, самым фантастическим проектом, над которым им довелось работать вместе, было сооружение гигантской ветряной электростанции на горе Ай Петри в Крыму. Так верный себе Кондратюк предложил оригинальную схему расположения ротора и статора.

Я уж не помню, как там все было устроено, только знаю, что все, что обычно стоит на месте, у него вертелось, а все вращающиеся части - крепились намертво. Юрий Васильевич доказал, что это даст определенные преимущества.

Проект Кондратюка был принят, а все иные отвергнуты, ибо не смогли конкурировать с его предложением. Шефство над строительством взял Серго Орджоникидзе, курировавший в те времена всю тяжелую промышленность. Когда Орджоникидзе не стало, начались репрессии, коснувшиеся многих специалистов, которые находились под его покровительством. Никитина и Кондратюка беда миновала, но строительство ветровой станции прекратили. Вскоре началась война, и все заглохло окончательно. К проекту ветряной электростанции не возвращались. А Кондратюк, ушедший в первые месяцы войны в народное ополчение, погиб, где и как точно до сих пор неизвестно.

Привычка Кондратюка посмотреть на вещи с иной стороны нравилась Никитину, хотя он был не против поступать и по аналогии.

Несговорчивый оппортунист

Главным пристрастием его жизни, как я говорил, был железобетон. Он пронес верность ему, если можно так выразиться, через всю жизнь, и было странно слышать, как об этом скучном, в общем-то, предмете, он говорил столь вдохновенно. Удивительно, что при всем своем опыте он не навязывал свое мнение об этом материале, как обязательное, единственно верное. Он как бы допускал и другие суждения, готов был их выслушать, но... Его книга, которую он написал в самом конце жизни, так и называлась: "Некоторые соображения по поводу строительства бетонных сооружений". Она как бы приглашала к спору, к высказыванию иной точки зрения, будто бы он не был уверен в своей правоте, допускал существование и иной точки зрения, иных мыслей. Я не удержался и сказал ему об этом.

Видите ли, - ответил Никитин, - я абсолютно уверен в своей правоте и могу доказать любое свое утверждение расчетами. Но пусть люди высказывают и свои резоны, если таковые имеются.

- Выходит, вы не особенно уверены в своих выкладках? Так во всяком случае читается название вашей книги.

Нет, в своем мнении я абсолютно уверен. Но надо дать возможность и другой стороне высказать свое мнение... Меня за это внимание к взглядам оппонентов называют порой оппортунистом...

- А если чужие доводы все-таки не убедили? Что тогда?

Ну если чьи-то доводы оказались менее убедительными, тогда бьюсь до конца...

Никитин всегда и во всем был трудоголиком. Правда, в те времена, когда мы с ним встречались, этот термин не имел такого широкого хождения, как сейчас. Но если сделать поправку на время, теперь о нем сказали бы именно так. Он был все время чем-то занят, его руки, его голова постоянно работали.

О самом себе он старался говорить поменьше, и, если что-то сообщал, то это носило как бы информационный характер, без желания выпятить свою фигуру. Каждый день он вставал в шесть часов утра, чтобы до работы успеть над чем-то подумать для души. Это "для души" могло носить очень серьезный характер, хотя и не относилось к его основному делу, его официальной должности. Как ни странно, чаще всего это был все тот же железобетон.

Свою Государственную премию он получил вот за такую внеурочную работу: внедрение подвижной опалубки в промышленное строительство. Кажется, скучнее не придумаешь, а Никитину не было скучно. Своим примером он лишний раз доказывал, что всюду можно найти применение своим силам и способностям - было бы желание.

И других людей, как я понял, он оценивал все по тому же критерию: как они относились к труду. Мы говорили о его школьных учителях, институтских преподавателях, товарищах по работе, и если они, с его точки зрения, были верны своему делу, он, давая им характеристику, обязательно добавлял: "Очень достойный человек" или "Человек самых достойных качеств". И когда я расспрашивал о подробностях, оказывалось, что самым главным качеством этих людей оказывалось умение трудиться.

Я думаю, это уважение к труду шло от родителей. Люди они были малообразованные. Отец всю жизнь был писарем в судебной палате. Малограмотный, но почерк имел красивый, вот и колесила с ним семья по Западной Сибири, перебиваясь на его скромные заработки. Мать всю жизнь оставалась домохозяйкой, на ее плечах держалось все благополучие домочадцев. Она, как я понял, была глава дома. И получение сыном диплома инженера стало великим праздником и торжеством: их сын стал ученым. До самых последних лет Никитин сожалел, что не успел порадовать мать никакими крупными успехами в работе.

Останкинская башня могла бы стать таким подарком, но родители не дожили до этого дня.

Никитин Пётр Романович

Пётр Романович Никитин (1726—1784) — архитектор, градостроитель. Стоял у начала русского градостроения эпохи классицизма. Сын живописца петровского времени Романа Никитина , племянник знаменитого художника Ивана Никитина , от которых получил начальное художественное образование, будучи с ними в 1732-42 в Тобольске «за караулом». В 1742 поступил в команду полицмейстерской канцелярии в Москве, в 1748 графом Франческо Растрелли аттестован в гезели архитектуры. В 1749—63 работал в Москве, занимался главным образом урегулированием улиц, реконструкцией и починкой старых построек, поэтому допетровская русская архитектура была Никитину близкой, родной и понятной, что впоследствии помогло ему блестяще решать проблемы преемственности историчности города при перепланировке древнерусских городов. В работах московского периода Никитин следовал господствовавшему тогда барокко. В это же время Никитин преподавал в архитектурной школе Дмитрия Ухтомского . В числе его учеников — Матвей Казаков , долго работавший затем под руководством Никитина в Твери. В 1760—63 Никитин — главный архитектор Москвы.

Франческо Растрелли, Матвей Казаков

Тверь, Казённая палата (сейчас городская администрация Твери)
по проекту Никитина на восьмиугольной Фонтанной площади (сейсас площадь Ленина).

План центральной части Твери (фрагмент).

Далеко не каждый провинциальный город может похвастаться большим количеством выдающихся земляков, оставивший свой след в истории России и мира. Тобольск стоит особняком. Достаточно назвать фамилии людей родившихся в Тобольске - Менделеев, Алябьев, Перов, Абдулов, Никитин. Или людей, так или иначе связавших свою жизнь с сибирским городом - Николай Второй, Ершов, Кюхельбекер, Фонвизин, Радищев. И это далеко не полный список известных людей Тобольска. Каждую пятницу я рассказываю небольшие истории о знаменитых Тоболяках. Все прошлые материалы можно найти по тегу - «Люди нашего города».

Сегодня поговорим о советском архитекторе, создателем Останкинской башни - Николае Никитине.

Детство
Николай Васильевич Никитин родился 15 декабря 1907 года в Тобольске. Его отец, коренной тоболяк Василий Никитин незадолго до рождения первенца жил в Чите, где попал под влияние революционных событий 1905 года и как неблагонадежный был выслан на свою малую родину, где работал в должности судейского писаря. Когда Коле исполнилось 6 лет, семья в поисках работы переехала в Ишим, а позже перебралась в Новосибирск, где Николай окончил школу и получил направление на учебу в Томский технологический институт.

В 1930 году Никитин с отличием окончил архитектурное отделение строительного факультета Томского технологического института. Во время учебы возглавлял студенческое конструкторское бюро, занимавшееся разработкой методики расчета типовых конструкций из железобетона для Кузнецкого металлургического комбината. Этот факт в дальнейшем отложил серьезный отпечаток на всю его карьеру. Никитин хоть и прослыл специалистом по высоткам, всегда интересовался железобетоном.

- Меня всю жизнь интересовал по-настоящему только железобетон . Его поведение в разных условиях строительства , - рассказывал в интервью Никитин. - А во всех этих высотных сооружениях железобетон использовался. Так что меня приглашали принять участие в проектах как специалиста по этому материалу.

Начало карьеры
По окончании института Никитин был назначен архитектором Новосибирского крайкомхоза. Его первым проектом стало четырехэтажное здание общежития с оригинальным сборным железобетонным каркасом на монолитном фундаменте. Для его строительства Никитину пришлось организовать собственное производство железобетонных опор, балок и ферм.

В 1932 году Никитин спроектировал большие пролётные железобетонные арочные перекрытия железнодорожного вокзала Новосибирска. Он сумел внести в проект московских архитекторов существенные поправки, Здание наполнилось светом, воздухом и обошлось дешевле при строительстве.

В 1932 году совместно с инженером Юрием Кондратюком Никитин разработал проект ветроэлектростанции в Крыму, на вершине горы Ай-Петри. Электростанция напоминала могучий двухмоторный самолет, парящий над землей, как бы повернутый из горизонтальной в вертикальную плоскость.

Вращением своих двух мощных винтов, установленных на разных уровнях, электростанция создавала большое количество электроэнергии, так необходимой для освещения городов и лазурного побережья Крыма. Однако, по ряду причин проект реализовать не удалось, но разработки были позже применены Никитиным при строительстве Останкинской телебашни.

Николай Никитин много и упорно работал в период Отечественной войны, участвуя в разработке проектов восстановления перемещенных на восток фабрик и заводов, продукция которых была так необходима для фронта. И послевоенные годы также были не из легких. Необходимо было восстанавливать города, заводы и промышленные объекты, в короткий срок построить миллионы квадратных метров жилых и производственных площадей. Никитин принимает активное участие в этом весьма важном деле и за разработку проекта монолитных «шедовых» конструкций для промышленных зданий получил высокую государственную премию - звание Лауреата Сталинской .

Значимые проекты
В 1949-1952 годах Николай Никитин участвует в проектировании зданий МГУ на Ленинских горах. Вместе с группой конструкторов Никитин предложил принципиально новые технические решения, которые позволили построить в сложных грунтовых условиях высотное здание переменной высоты без температурных и осадочных швов. Здание Московского университета, Дворец культуры и науки в Варшаве, Центральный стадион имени В. И. Ленина в Москве - «Лужники», мемориал в Ульяновске, монумент «Родина-мать» в Волгограде — далеко не полный перечень работ Николая Никитина, получивших признание и за пределами Советского союза.

Но главным образом, имя Николая Никитина связано с созданием Останкинской телевизионной башни, получившей высокую оценку и всемирное признание. Впервые в СССР, была построена башня, которая по своей высоте почти в два раза превысила всемирно известный аналог Эйфеля в Париже.

- Незадолго перед тем, как я попал на обсуждение проектов строительства вышки, я был в командировке в германском Штутгарте и видел местную телевышку. Построена она была из железобетона, чем, собственно, и привлекла мое внимание , - вспоминал Никитин в интервью. - В ней все было понятно: как работает каждый элемент, как распределены нагрузки и прочее. Я прикинул прямо там же, в кафе, что подобную можно было построить и большей высоты. Не как штутгартская - всего 210 метров, а метров на 500 и даже больше. Так что, когда шло обсуждение и предлагались самые фантастические варианты вплоть до того, что вышку замышляли построить наклонной из стали, я высказался за железобетонный вертикальный вариант .

Проект Никитина был утвержден. Возведение телебашни началось 27 сентября 1960 года. Через 10 лет «Останкино» выдало в эфир первый телевизионный сигнал. Останкинская башня - это высотное здание с десятками кольцевых площадок в 44 этажа, с тремя ресторанами и множеством подсобных помещений, чего нет ни на одной телебашне планеты.

Будучи талантливым конструктором, Никитин щедро делился своими знаниями со специалистами, работающими в области строительства высотных сооружений. К нему приезжали за консультациями группы из Японии, которые намеревались построить город-башню высотой 4 км. У Никитина были специалисты из Канады, которые разрабатывали проект телебашни высотой 350 м, а фактически, после встречи с Никитиным, увеличили ее высоту до 553 м.

Память о Никитине
Инженер-конструктор Никитин намного обогнал свое время не только в задуманном, но и осуществленном. Однако, имя конструктора сегодня незаслуженно забыто. В Москве, где он работал большую часть своей жизни, его именем не названа ни одна улица, нет памятных мест, связанных с его именем. Нет даже мемориальной доски на доме, в котором он жил. В разные годы соратниками поднимался вопрос о присвоении Останкинской башне имени ее автора, но и это предложение осталось неосуществленным.

В Тобольске, кстати, также нет никаких памятных знаков, рассказывающих о земляке. Лишь одна из улиц в микрорайоне «Строитель» получила его Никитина. Хотя, копия проекта «Останкинской башни», к примеру, смотрелась бы вполне уместно, на улицах Тобольска.

Выдающийся советский инженер-конструктор, ученый в области железобетонных и металлических изделий Николай Васильевич Никитин (1907-1973) родился в в семье Василия Васильевича и Ольги Николаевны Никитиных. Его отец был родом из Тобольска и работал метранпажем (старшим наборщиком) в Читинской городской типографии. За участие в революционных событиях 1905 года Василий Васильевич был выслан на родину, где устроился секретарем Тобольского губернского суда.

В 1911 супруги Никитины с детьми Николаем и Валентиной переехали в . Василий Васильевич занялся частной адвокатской практикой, Ольга Николаевна открыла фотопавильон. Жили Никитины достаточно благополучно, но наступали трудные времена. В 1915 Николай Никитин начал обучение в приходском училище, после окончания которого в 1917 поступил в гимназию, но посещал ее относительно недолго. Шла Гражданская война. Осенью 1919 Никитины вместе с отступающими колчаковскими войсками перебрались в . Учился Николай Никитин в 12-й Совшколе им. профессора Тимирязева, где увлекся математикой. Летом 1924 во время сбора ягоды Николая Никитина укусила в ногу змея, и он долгое время лежал в больнице. Дефект ноги остался у него на всю жизнь.

После окончания в 1925 школы Николай Никитин приехал в поступать на механико-математический факультет Сибирского технологического института (ныне – Томский политехнический университет), но там свободных мест не оказалось. Пришлось идти на архитектурное отделение инженерно-строительного факультета. Этот неожиданный поворот к искусству любившему в детстве рисовать Никитину со временем понравился. Под влиянием профессора Н. И. Молотилова он нашел свое призвание в железобетоне, проектированию сооружений из которого он отдал практически всю оставшуюся жизнь. Инженерный талант Н. В. Никитина был замечен, и он был назначен руководителем студенческого конструкторского бюро, которое занималось разработкой комплексной методики расчета типовых конструкций из железобетона для Кузнецкого металлургического комбината.

После окончания в 1930 института Н. В. Никитин стал работать архитектором в Новосибирском крайкомхозе. В 1932 он познакомился и подружился с талантливейшим инженером, одним из основоположников космонавтики Юрием Васильевичем Кондратюком, который привлек его к разработке оригинального проекта Крымской ветряной электростанции на горе Ай-Петри.

С 1937 Н. В. Никитин жил и работал в . Участвовал в грандиозном проекте здания Дворца Советов, высота которого должна была составить вместе со статуей Ленина 420 м. С началом Великой Отечественной войны Н. В. Никитина из-за травмированной ноги в армию не взяли (что, вероятно, спасло ему жизнь). Он много и упорно трудился; занимался проектами восстановления эвакуированных на восток предприятий. В это время его отец, В. В. Никитин, работавший юрист консультантом в Новосибирске, в январе 1942 был арестован и затем расстрелян (реабилитирован в 1989); Ю. В. Кондратюк же ушел добровольцем на фронт и в феврале 1942 погиб.

После войны Н. В. Никитин принимал участие в создании значительного числа уникальных сооружений: главного здания Московского государственного университета, Дворца культуры и науки в Варшаве, монумента «Родина-мать» в Волгограде, стадиона «Лужники» в Москве, Мемориала В. И. Ленина в Ульяновске и др. Но главный шедевр Никитина – это проект Останкинской телебашни, общая высота которой составила 540 м, а масса башни вместе с фундаментом – 51,4 тыс. тонн. В 1966-1969 Н. В. Никитин совместно с В. И. Травушем разработал для японцев проект небоскреба с расчетной высотой 4 км.

Н. В. Никитин – доктор технических наук (1966), заслуженный строитель РСФСР (1970), лауреат Государственной премии СССР (1951), Ленинской премии (1970). В любой работе он был настоящим трудоголиком, отличался большой творческой энергией и интуицией, фантазией и устремленностью в будущее, нестандартностью и смелостью решений. Похоронен Н. В. Никитин в Москве на Новодевичьем кладбище. На его мраморной стеле сделана простая надпись: «Инженер Николай Васильевич Никитин».